ВОСКРЕШЕНИЕ 

             По мотивам 2-й симфонии Малера

   (Перевод А.Когана, редакция К.Кузьминского)



1.

Кот умер вечером.
Перед тем умерла бабочка.

Идея одиночества
спрятана в шёлковый рваный чулок.

Объезженный,
единорог теряет рог.

Теперь я кажется знаю:
мама кипятила воду
чтобы освободить цыплят.

Если сейчас касается после,
то оно – до?

С человеками ничто не очевидно,
карта Австралии на столе.

Если б земной шар был с жемчужину,
я проглотила бы его
спокойно, с достоинством.

Когда незнакомец сидит там,
где и хочется чтоб он сидел,
Зло подбрасывает карту. Вспомни
женщину на рынке, 
жмущую пальцем на чашу весов,
продавая улыбки за коробку конфет.

Новый нож –
острее наблюдающих глаз?

Преследуемые механикой 
отчуждения марионетки
уже не могут населять рай.

Я верю в цирк 
и бой быков,
и перезаряжаемое сердце Пикассо,

 

                              жаркая летняя ночь.



2.

Обязанность жить
продолжает бороться с собой,
безответные мечты начинаются
решениями, сделанными из зеркала,

навсегда невыразимые.



3.

Пустыня твоя – пророчество изгнания.
Зрачки полумесяца падают градом,
вводя в заблуждение свет.
                 Прошлое раскрывает затвор,
дыша огнём, надвигаясь, учащая
пульс, которого он боится больше всего.
                              На лбу его –
свод морщин, что никто
                           не может прочесть,
его устами шевелит агония.
У надежды нет воспоминаний.
Чёрное облако сгущается
до непроницаемости.

Зеркало выгибается прочь,
тихая змея –
его безрукая богиня –
уползает.

О, как чисты снега побеждённости.

 

4.

Звёзды разом расщепляют небо,
сквозь сито его пальцев
проходит тринадцатое солнце.
Дюжины роз остаются

                  голыми в просвет окна.



5.

Когда ж будет дождь?
А будет ли дождь?
Дождь будет дождём?



6.

Ничто ни есть ничто –
единое ничто –

добро и зло,
слепящие слёзы.



7.

Невозможно почувствовать
сразу, пятнадцать 
свечных сил, пролитых
на полночное солнце.

Не приходи стучаться 
в мою стену сквозь
ушко той иглы.



8.

Ночь (не чёрный картон)
бьёт свой стеклянный дом
дабы похоронить боль
у знака перехода.
Поезд едет во времени.

Плоская и зелёная через
занавес, смерть зовёт.
Только там можно увидеть
Синеву солнца.
Не сон и не сновидение,
смертные колокольчики растворяют ритм.



9.

Одеты в жёлтый
конверт слёз,

плывут облака.

Неуверенная и ломкая,
рука ребёнка кажет вверх,
Бога в людях любя,
шипы роз в ванной пене –
доказательство небожественности,

 

до того как родилась первая звезда
и зависла в небе как гимн.



10.

По справедливости,
            я готова перестать читать –
мудрость повсюду.
Природа носит маску без черт,
без прорезей для глаз.
Шарманка учит канарейку петь
всю ночь грустную, грустную, грустную песню.

Приди, слушай со мной.



11.

Ни свечей – ни слёз.



12.

Древний костёр призывает
гипнотический горизонт.

Любовники тянутся к мечте,
свиваясь в вечную сказку,


над балом по случаю коронации,
над парадом через выживание,
над коротким восторгом сердец.

Иначе, зачем поплавки вожделения
карнавала Марди Гра вызывают нас «из глубин»
всякий раз как мы мечем бисер в море?



13.

Слушай тишину и верь,

даже камни боятся невысказанного.



14.

Сначала блаженный, а
после отпавший от благости,
ангел, повязанный
с женщиной, прячущий сумасшествие
в лабиринте надгробной плиты.

В ловушке ветвей рук
сердце, дышащее ветром,
посылающее стрелы в никуда
чтобы впасть в грех.



15.

В запретное изумрудное небо войти,
запретное синее солнце увидеть,
запретная белая ткань –
дотронься.
 


16.

Имена становятся лишними, когда
нет времени думать
в джунглях заблудившейся желтизны
мы читаем газеты –
мохнатые пальцы листвы.
Терпеливая, бесстрастная
хурма с дерева.

День за днём
продвигающийся свет
сталкивает ночь в сторону.
Последующий дождь
застает парк врасплох.
                            Полдень,
когда деревья спят,
лица из тени.



17.

Улицы впитывают ржавчину, цвет,
фары вспыхивают над,
злобные заторы на дорогах – око за око –
поглощают разум.

 
Я всегда верила в наооборот,
гуляя на руках
вокруг холмов
и махаонов, васильков, одуванчиков,
улыбаясь радуге.



18.

Если миру быть пузырьком,
пусть птицы унесут
все перезвоны, все колокола, и
немым
земля да будет камнем,
омытым руслом времени.

Пока я вновь пою хвалу,
уплывает терракотовая шляпа,
море закручивает скрижали
амулетом,
учит себя ждать.
Ребёнком.



19.

Хотела бы я чтобы игры
всегда Олимпийскими были,
даря победителю факел.



20.

Крещендо вилок
расшнуровывает торжество.



21.

Как бы там ни было,
ещё есть много стен,
пригодных к разрушенью,
всё дело только в поисках предела.
Воображенье не имеет ножниц
чтоб разглядеть рождение,
впадающее в кроличью нору,
где дельфины играют с апельсинами,
и бабочки...


                     Adagio ma non troppo





(Перевод А.Когана, редакция К.Кузьминского)